место десятки лет назад, процеженные сквозь неумолимо текущее в одном направлении время, вдруг как-то всплыли на поверхность из глубин постаревшего мозга и заставили меня транспонировать их на бумагу. Ну, и что же получилось? А что получилось, то и получилось. Судите сами...
...Как-то я узнал, что при Управлении железной дороги создаётся духовой оркестр. В него набирали школьников старших классов. Но прежде чем дело пошло на лад, сменилось несколько руководителей. Наконец пришёл Николай (отчество не помню) Устинов. Мы его звали Дядя Коля. Он с завидным терпением довёл нас, разношерстных по способностям, до устоявшегося ребяческого коллектива, способного обслуживать вечера, демонстрации и даже концерты. Его слово для нас было зако-ном. Мы его любили. Иногда заходили домой проведать. Ютился он в какой-то комнатушке с женой, жил бедно.
Я появился в оркестре, когда прошли уже первые занятия. Увидев все инструменты сразу, я бросился к трубе, как самой маленькой, полагая, что на ней легче всего играть. Но трубы уже были разобраны и мне дали альтушку, аккомпанирующий инструмент. Освоил я её быстро, соображал хорошо и вскоре на репетициях стал скучать. Все альты, вторые тенора и басы долбали "ис-та, ис-та, ис-та-та-та", а я играл это почти с листа (хотя Дядя Коля постоянно внушал нам, что с листа поёт только петух). Короче, я мог уже играть несложные вещи в оркестре. А оркестра у нас ещё долго не получалось. Видя мои успехи, Дядя Коля дал мне тенор, к чему губы мои больше всего подошли, как оказалось впоследствии.

Как-то наш духовой коллектив пригласили на выпускной вечер в какой-то техникум, другими словами, на обмывку дипломов. По какой-то причине я не смог пойти. На следующий день ребят было не узнать. Их физиономии, а также дизайн инструментов выглядели сильно помятыми. Дело оказалось в следующем. В самый разгар вечера вдруг выяснилось, что пропал чей-то диплом. На кого сразу пало подозрение? Конечно, на музыкантов. Кто-то крикнул: "Бей лабухов!", и слегка подогретая молодежь бросилась в бой. Остановить эту толпу никто не смог. В ход пошли кулаки, потом - стулья, палки. Но наши ребята не дрогнули. Надо сказать, что многие из них были отъявленными хулиганами и ситуация для них оказалась привычной. Сами устраивали побоища. Сбрасывались на бутылку, чаще по праздникам, распивали ее где-то в подворотне и айда искать приключения. Как-то и меня уговорили выпить четверть стакана водки, но я никуда не пошёл, а стал отговаривать. Реакция была такой: "Мы, ведь, не первого встречного бьем". Я отвлёкся. Так вот, полем сражения стала сцена. Ребята отбивались отчаянно, и ни чем-нибудь, а инструментами. Но отступить пришлось перед превосходящими силами противника. Прыгали со второго этажа. Дядя Коля тоже сиганул вниз. Ему навалили внизу всевозмож-ную одёжку, чтобы мягко было приземляться. Обошлось. Итог: диплом нашёлся (вино-ватым оказался сам студент-раззява), драку замяли, инструменты отдали в ремонт...

Вспоминаю свой первый заработок. Хоронили какого-то китайца. Организаторы попросили, чтобы оркестр играл непрерывно. Это возможно, если будет два состава. Дядя Коля, предположительно для количества, и взял меня. А поскольку это произошло неожиданно, ноты он мне не успел написать. Выкрутились просто. Он на ходу подсказывал какую ноту брать, а я не терялся и хватал ее на лету. Получилось так, что количество перешло в качество. При дележе мне отвалили аж целых 50 рублей (дело было до денежной реформы), по тем временам эта сумма для меня была просто огромной! Через некоторое время Дядя Коля сообщил, что я принят в их "похоронную команду", в которой моложе 40 лет никого не было, и вручил мне маленькую книжечку с собственноручно расписанными нотами почти всех, бывших тогда в ходу, похоронных маршей. И я стал, выражаясь на музыкальном жаргоне, "таскать жмуриков". Ходил с Дядей Колей, иногда самостоятельно, но чаще мне приходилось играть на большом барабане. В одной руке ключ от дома, в другой - колотушка, которыми я бил соответственно по тарелке и барабану. Надо сказать, что столько денег мне уже не давали - слишком молодой. И кроме того, в духовом оркестре платили дифференцировано.
Продолжаю эту тему. Раньше было принято на похоронах ходить пешком от дома и до кладбища. Большие расстояния не брались в расчёт. Представьте себе, например, осень. Холодно, ветер, снег с дож-дём, а я в кепочке и в пиджачке и надо идти с одного конца города на другой. Как правило, по окончании ритуального процесса нам давали бутылку водки с закуской и я иногда пропускал полстаканчика. Конечно, летом проблем было меньше. Получив свою "долю", мы тут же недалеко, на какой-нибудь могилке устраивались "пи-ровать". В качестве стола служил барабан. Но трапеза бывала не долгой. С нами рассчитывались, отвозили до рынка. Мы делили деньги, мужики брали ещё бутылку, а я шёл домой.
Однажды уже на кладбище, после того как мы отыграли последний марш, к нам подошёл какой-то военный с неожиданной, я бы сказал, странной просьбой. Он рядом хоронил свою дочь и попросил сыграть какой-нибудь танец, объяснив это тем, что дочь очень любила танцевать. Обещал заплатить деньгами. Мужики после недолгого совещания отказались. Всё-таки похороны. Военный продолжал упрашивать. И тогда Дядя Коля сказал: "А что, давайте сыграем танго в медленном темпе". Мы согласились...
Мне сообщили, что к такому-то времени, в такой-то день я должен быть по такому-то адресу с тенором. Обычно мы собирались в одном месте и за нами приезжал автобус. Прихожу - никого нет. В чём дело? Через некоторое время появился трубач. Наступило время "Ч". А нас всего двое. Коллега предложил потихоньку смываться. Но не успели. К нам подошёл рас-порядитель и мы ему честно признались, что нас почему-то некомплект. Он говорит: "Ничего, ничего. Вы начните. Пожалуйста". Что нам оставалось делать, тянуть дальше нельзя и мы заиграли. Через десяток тактов подбегает ударник, потом басист и на ходу подключаются. Потом ещё кто-то присоединился. Последним приковылял, дышащий, как загнанная лошадь, альтист. Закончили мы полным составом...

Как-то на репетицию вместе с Дядей Колей пришёл трубач (имени сейчас уже не помню, кажется Володя), который иногда присоединялся к нам для усиления на демонстрациях. Он принёс с собой японский альт тромбон. "А ну-ка попробуй", - говорит он мне и тут же показал семь позиций. Беда в том, что показанные позиции соответствовали нотам скрипичного ключа. А на тромбоне играют в басовом. Тогда я этому не придал особого значения. Но позднее стал испытывать определённые неудобства в том плане, что ничего не мог играть сразу. Нотную запись приходилось транспонировать. Или это делал я сам, или руководитель по моей просьбе. Так вот я и попробовал. Семерых не родил, но с этого времени тромбон стал "моим" инструментом. Когда это произошло, точно не помню. Я уже учился в Горнометаллургическом институте, ставший очередным этапом в осво-ении уже джазовой музыки. Первые шаги были сделаны в тамошнем эстрадном оркестре, которым руководил Георгий Васильевич Ельников. Сам он играл в кинотеатре "Художественный" на саксофоне в вечернее время перед сеансами. Мы этим пользовались, чтобы бесплатно посмотреть какое-нибудь кино. Собрался оркестр следующего состава: труба, тромбон (я), альт саксофон (Юра Ав-деев), тенор саксофон (иногда садился сам Ельников), ф-но (Сергей Высоцкий), два аккордеониста, две скрипки, контрабас и ударник. Требовался ещё один трубач. Его мы призывали из духового оркестра, но играл он не по джазовому. Самыми подготовленными среди нас были Юра и Сергей. Играли, в основном, по нотам танцевальную музыку. Ежегодно готовили к смотрам художественной самодеятельности и концертную программу. Через некоторое время мы заиграли, и не плохо. Обслуживали вечера, раза два сыграли на смотрах. Дело дошло до того, что нам сшили для всех одинаковые концертные костюмы, а однажды пришли из радиокомитета с целью записать нас на плёнку. Но дело был весной, ближе к лету, и собраться полным составом мы не смогли...

Не знаю, приврал ли Георгий Васильевич, но он рассказал нам об одном случае, произошедшем якобы в их кинотеатре. В одной вещи кларнетист исполнял короткое соло, в котором встречалась нота си-бемоль. Чтобы её исполнить, нужно заткнуть пальцами все "дырки" на инструменте, и тогда воздух шел через раструб. Музыканты решили пошутить - в раструб затолкали или презерватив или надувной шарик. Когда надо было сыграть эту ноту, звука никак не получалось. Наконец терпение у музыканта лопнуло, к тому же он был слегка под мухой, и, дойдя до этого места, с силой дунул. Эффект был потрясающим. Шутка имела успех. Оркестр с горем по полам закончил игру. Публика из тех, кто понял, ржала. Администратор всё это видел и влепил всем по выговору. Там же. Басист, без пяти минут пенсионер, очень тщательно и часто настраивал свой контрабас, чем всех доставал. А итог один: инструмент фальшивил. Музыканты, как-то собрав-шись перед игрой, решили всем оркестром настроить его бандуру. Надо думать, сделали это идеально. Появившись минут за пять до начала концерта, басист прошёлся по струнам и остался недоволен. Он опять начал крутить колки, подтягивать, ослаблять. В конечном итоге довёл контрабас до "стандартной" кондиции...
Должен сказать, что играл я на неплохом инструменте, который получил в Желдоруправлении. Дядя Коля предложил его купить. Но денег тогда у меня не было и не предвиделось. Работала одна мать и её заработка едва хватало на житьё. Я отказался. Потом, конечно, сожалел. А поскольку нет денег, не стало и тромбона. Доучившись до 4-го курса, мне пришло в голову, что технология машиностроения не моя специальность, и я легкомысленно, не думая о будущем, перестал посещать занятия. Я все же сделал попытку перейти в университет, т.е. пришёл к Парфиановичу И.А., декану физико-мате-ма-тического факультета, и сообщил ему о том, что мне пришло в голову, с упором на увлечение радио (это было действительно так). Он отказал: "Иди и применяй радио там, где учишься". Под новый год я окончательно порвал с Горно-метал-лурги-ческим институтом. Встретился с деканом и заявил, что не хочу учиться. В те времена такая проблема решалась очень просто: не хочешь - не надо, и меня тут же отчислили, а дня через 2-3 - повестка. Пожалуйте в армию. Придти подстрижен-ным наголо на медкомиссию туда-то. Расставаться с волосами не хотелось и на аргумент - нет денег, капитан тут же вытащил рубль из своих штанин: "С волосами не приходи, а не придёшь..." Меня спасло то, что я был ценным кадром для художественной самодеятельности. А в университете комплектовался большой эстрадный оркестр, руководил которым Юра Морошин - пианист, саксофонист (учился там же). Узнав про мою ситуацию, он пошёл к Евгению Сельдишеву, оставшемуся за декана (Парфианович уехал в командировку) и Сельдишев, не откладывая в долгий ящик, сообразил приказ о моём зачислении. Так я стал студентом 2-го курса физико-математического факультета и членом Jazz-band. Это случилось в январе 1959 года.

Коллектив этой джаз-банды представлял из себя сборную иркутских вузов. В оркестре играли ребята из университета, сельхозинститута, мединститута, горнометаллургического. Музыку писал и оркестровал Юра. В репертуаре были попурри из фильмов Чаплина, мелодии из кинофильма "Серенада солнечной долины", различные известные джазовые композиции. На концертах собиралось много народу и попасть на них было не так-то просто. Выступления оркестра входили как часть в общую программу университетских вечеров. Но свободы нам давали мало. Помню, как однажды в ТЮЗе мы должны были открыть концерт и исполнить несколько композиций, в том числе и пьесу, написанную одним из музыкантов, трубачом Борисом Куз-нецовым, студентом сельхозинститута охотоведческого отделения. Кстати, оттуда выш-ло несколько способных музыкантов, которые, получив диплом охотоведа, стали профессиональными артистами. Подготовка к вечеру заняла много времени - репетиции, организация подмостков, на которых рассаживались, пюпитры и пр. Концерт начался с соло ударника и вступительным маршем, на фоне которого открывался занавес. Такое начало тогда было модным. Открыли занавес, успели объявить следующую самодельную вещь и даже сыграть ее. Но тут вдруг прибегает сам Рогов В.М., тогдашний ректор, и потребовал в резкой форме закрыть занавес. Рабочий сцены заартачился: "Пусть сначала доиграют, потом и закрою". Занавес закрыли. Мы запротестовали как могли: задудели, затопали, забарабанили, засвистели. Резонанс был большой. Последствий никаких.
Или еще случай. На смотре художественной самодеятельности нам отказали в выступлении. Но руководитель хореографического кружка попросил нас разучить и сыграть какой-то мексиканский танец для сопровождения поставленной им танцевальной композиции. Начальство видя, что мы собираемся с инструментами в оркестровой яме, заволновалось и потребовало чуть ли не освободить зал. С большим трудом, после бурных объяснений, до них дошло, что мы будем только аккомпанировать. Эстрадный оркестр, а попросту джаз, в качестве аккомпанемента на плясках прозвучал тогда впервые в художественной самодеятельности в Иркутске. Успех был ошеломляющим. Пришлось повторить на бис, что не было принято на смотрах.
Позднее, когда наступило послабление, нам разрешили играть, но ставили невысокие оценки. В пику университетской "джаз-банде" в сельхозинституте Эдуард Ржач, скрипач, организовал подобный "эстрадный оркестр". В программе у них, кстати, тоже были попурри из фильмов Чаплина, но джаза там, на наш взгляд, было мало, за что котировались у жюри. Мы их не признавали и общаться не стремились. А вот ржачевские музыканты, побывав однажды на университетском вечере, слушали нас с "отвисшими челюстями" (со слов Перминова, успевшего в перерыве с ними поговорить).

В университете существовал плохонький духовой оркестр. Мы его игнорировали, только изредка подключались, когда нужно было сыграть гимн, туш и на демонстрации. Однажды его руководитель попросил меня отыграть на смотре. Одна из вещей, которую они разучивали, называлась "В ауле" (композитор Иполитов-Иванов). Там два раза исполнялась красивая каденция - "виртуозный сольный эпизод в инструментальном концерте, род свободной фантазии на его темы". Эту вещь репетировал с нами и Дядя Коля, но исполнять её поручил баритонисту, как и положено по партитуре. Я её тоже разучил и иногда играл в отсутствие законного исполнителя. Пробовал играть её и на тромбоне. Поэтому надеялся, что всё будет O.K.! Однако вышло несколько иначе. Проходило прослушивание. Сидела комиссия и определяла, пускать дальше или нет. И вот мы начали. Дело дошло до каденции. Сыграл несколько тактов и вдруг сбился. Принимать решение надо было молниеносно. Остановиться нельзя - будет совсем лажа. Я продолжил, т.е. "свободно нафантазировал" и большую часть не "на его темы". Последнюю ноту, чтобы как-то вступить оркестру, я взял правильно. За вторым разом эту злополучную каденцию я сыграл без ошибок. Для не искушённого слуха может это и сошло бы, но в комиссии сидели музыканты. После прослушивания я публично каялся...

Один из первых ансамблей в городе, исполнявший танцевальную программу на так называемых вечерах отдыха, образовался при университетском оркестре. Его основной состав: Саня Перминов (труба), Леонид Субботин (ударная установка), Володя Волков (ф-но, саксофон альт, кларнет, аккордеон) и я (тромбон). В первое время я играл на саксофоне. В составе были также контрабасист, гитарист, пианист и кларнетист, которые периодически менялись. Играли, в основном, диксиленд. В первый год наш оркестр был монополистам. Там, где мы работали, набивалось большое количество охотников до танцев. Иногда сами оркестранты с трудом пробирались в помещение. А однажды вход был заблокирован настолько плотной толпой, что прорваться через нее практически было невозможно. Проникать при-шлось где-то на задах через окно, да еще в сопровождении девок-завсегдатаев, от которых невозможно было отделаться.
На вечерах дежурили бдительные комсомольцы, запрещавшие танцевать модные на западе рок энд рол и буги-вуги. Были и специалисты этого дела, организовывавшие в самое пиковое время кружок, внутри которого демонстрировали свое искусство два парня. Мы их видели почти на каждом вечере. И каждый раз были свидетелями того, как их под белые ручки торжественно выводили из зала. За ними " стражи порядка" присматривали особо...
Окончание